Неточные совпадения
Из чего же я хлопочу? Из зависти к Грушницкому? Бедняжка! он вовсе ее не заслуживает. Или это следствие того скверного, но непобедимого чувства, которое заставляет нас уничтожать
сладкие заблуждения ближнего, чтоб иметь мелкое удовольствие сказать ему, когда он в отчаянии будет спрашивать, чему он должен верить: «Мой друг, со мною было то же самое, и ты видишь, однако, я обедаю, ужинаю и сплю преспокойно и, надеюсь, сумею умереть без крика и
слез!»
Ему не собрать народных рукоплесканий, ему не зреть признательных
слез и единодушного восторга взволнованных им душ; к нему не полетит навстречу шестнадцатилетняя девушка с закружившеюся головою и геройским увлечением; ему не позабыться в
сладком обаянье им же исторгнутых звуков; ему не избежать, наконец, от современного суда, лицемерно-бесчувственного современного суда, который назовет ничтожными и низкими им лелеянные созданья, отведет ему презренный угол в ряду писателей, оскорбляющих человечество, придаст ему качества им же изображенных героев, отнимет от него и сердце, и душу, и божественное пламя таланта.
Где те горячие молитвы? где лучший дар — те чистые
слезы умиления? Прилетал ангел-утешитель, с улыбкой утирал
слезы эти и навевал
сладкие грезы неиспорченному детскому воображению.
«Идиоты!» — думал Клим. Ему вспоминались безмолвные
слезы бабушки пред развалинами ее дома, вспоминались уличные сцены, драки мастеровых, буйства пьяных мужиков у дверей базарных трактиров на городской площади против гимназии и снова
слезы бабушки, сердито-насмешливые словечки Варавки о народе, пьяном, хитром и ленивом. Казалось даже, что после истории с Маргаритой все люди стали хуже: и богомольный, благообразный старик дворник Степан, и молчаливая, толстая Феня, неутомимо пожиравшая все
сладкое.
Тоски, бессонных ночей,
сладких и горьких
слез — ничего не испытал он. Сидит и курит и глядит, как она шьет, иногда скажет что-нибудь или ничего не скажет, а между тем покойно ему, ничего не надо, никуда не хочется, как будто все тут есть, что ему надо.
Разумеется, что при этом кто-нибудь непременно в кого-нибудь хронически влюблен, разумеется, что дело не обходится без сентиментальности,
слез, сюрпризов и
сладких пирожков с вареньем, но все это заглаживается той реальной, чисто жизненной поэзией с мышцами и силой, которую я редко встречал в выродившихся, рахитических детях аристократии и еще менее у мещанства, строго соразмеряющего число детей с приходо-расходной книгой.
То были
сладкие, нервные
слезы, под тихое журчание которых незаметно, сами собой, устроивались наши служебные карьеры…
О горе,
слезах, бедствиях он знал только по слуху, как знают о какой-нибудь заразе, которая не обнаружилась, но глухо где-то таится в народе. От этого будущее представлялось ему в радужном свете. Его что-то манило вдаль, но что именно — он не знал. Там мелькали обольстительные призраки, но он не мог разглядеть их; слышались смешанные звуки — то голос славы, то любви: все это приводило его в
сладкий трепет.
В забвенье
сладком ловит он
Ее волшебное дыханье,
Улыбку,
слезы, нежный стон
И сонных персей волнованье…
Слёзы текли из глаз его обильнее, голос становился мягче,
слаще.
Как скоро!» Ей бы стоило дать себе крошечку воли, и полились бы у нее
сладкие, нескончаемые
слезы.
Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною,
сладкою, как ласка. Я верую, верую… (Вытирает ему платком
слезы.) Бедный, бедный дядя Ваня, ты плачешь… (Сквозь
слезы.) Ты не знал в своей жизни радостей, но погоди, дядя Ваня, погоди… Мы отдохнем… (Обнимает его.) Мы отдохнем!
Говорят, будто
слезы служат выражением страдания, а подите-ка, отыщите что-нибудь
слаще этих
слез!"
На что широк был лес, а и он стал тесен после тех далей, что открылись взору душевному; взыгрались невыплаканные
слезы, и
сладкою отравою, как вино, потекла по жилам крепкая печаль, тревожа тело.
Безобразный нищий всё еще стоял в дверях, сложа руки, нем и недвижим — на его ресницах блеснула
слеза: может быть первая
слеза — и
слеза отчаяния!.. Такие
слезы истощают душу, отнимают несколько лет жизни, могут потопить в одну минуту миллион
сладких надежд! они для одного человека — что был Наполеон для вселенной: в десять лет он подвинул нас целым веком вперед.
В пространстве синего эфира
Один из ангелов святых
Летел на крыльях золотых,
И душу грешную от мира
Он нес в объятиях своих.
И
сладкой речью упованья
Ее сомненья разгонял,
И след проступка и страданья
С нее
слезами он смывал.
Издалека уж звуки рая
К ним доносилися — как вдруг,
Свободный путь пересекая,
Взвился из бездны адский дух.
Он был могущ, как вихорь шумный,
Блистал, как молнии струя,
И гордо в дерзости безумной
Он говорит: «Она моя...
Ныне ж,
В мучительных и
сладких сновиденьях,
Когда ее я вижу пред собой,
Я делаюся слаб, и, пробуждаясь,
Я ощущаю
слезы на лице.
Не оставалось лица, даже самого незначительного из целой компании, к которому бы не подлизался бесполезный и фальшивый господин Голядкин по-своему, самым сладчайшим манером, к которому бы не подбился по-своему, перед которым бы он не покурил, по своему обыкновению, чем-нибудь самым приятным и
сладким, так что обкуриваемое лицо только нюхало и чихало до
слез в знак высочайшего удовольствия.
Мечты особенно
слаще и сильнее приходили ко мне после развратика, приходили с раскаянием и
слезами, с проклятиями и восторгами.
Ребенком будучи, когда высоко
Звучал орган в старинной церкви нашей,
Я слушал и заслушивался —
слезыНевольные и
сладкие текли.
Она каждый день читала Евангелие, читала вслух, по-дьячковски, и многого не понимала, но святые слова трогали ее до
слез, и такие слова, как «аще» и «дондеже», она произносила со
сладким замиранием сердца.
Часто жадно ловил он руками какую-то тень, часто слышались ему шелест близких, легких шагов около постели его и
сладкий, как музыка, шепот чьих-то ласковых, нежных речей; чье-то влажное, порывистое дыхание скользило по лицу его, и любовью потрясалось все его существо; чьи-то горючие
слезы жгли его воспаленные щеки, и вдруг чей-то поцелуй, долгий, нежный, впивался в его губы; тогда жизнь его изнывала в неугасимой муке; казалось, все бытие, весь мир останавливался, умирал на целые века кругом него, и долгая, тысячелетняя ночь простиралась над всем…
Беда с крепким сердцем знакомится, втихомолку кровавой
слезой отливается, да на
сладкий позор к добрым людям не просится: твое ж горе, девица, словно след на песке, дождем вымоет, солнцем высушит, буйным ветром снесет, заметет!
Варвара Михайловна растворила кивот с богатыми образами, перед которыми день и ночь теплились три лампады, стала вместе с Наташей на колени и успокоила свое взволнованное сердце
сладкими, тихими
слезами благодарности к богу.
Какое-то томительно
сладкое чувство грусти сдавило ей грудь, и
слезы чистой широкой любви, жаждущей удовлетворения, хорошие, утешительные
слезы налились в глаза ее.
Все дети уже наслаждались
сладким сном, один только он заснуть не мог. «И Чернушка меня оставила», — подумал Алеша, и
слезы вновь полились у него из глаз.
Только завидит болотница человека — старого или малого — это все равно, — тотчас зачнет
сладким тихим голосом, да таково жалобно, ровно сквозь
слезы, молить-просить вынуть ее из болота, вывести на белый свет, показать ей красно солнышко, которого сроду она не видывала.
Крепко сжимал Алексей в объятиях девушку. Настя как-то странно смеялась, а у самой
слезы выступали на томных глазах. В
сладкой сердечной истоме она едва себя помнила. Алексей шептал свои мольбы, склоняясь к ней…
Я лиру посвятил народу своему.
Быть может, я умру неведомый ему,
Но я ему служил — и сердцем я спокоен…
Пускай наносит вред врагу не каждый воин,
Но каждый в бой иди! А бой решит судьба…
Я видел красный день: в России нет раба!
И
слезы сладкие я пролил в умиленье…
«Довольно ликовать в наивном увлеченье, —
Шепнула Муза мне. — Пора идти вперед:
Народ освобожден, но счастлив ли народ...
— Мама! — могла только выговорить девушка, и горячие
слезы, детские,
сладкие, оросили руки и лицо баронессы.
Вот кладбище — и выплывало перед полными
слез глазами свое кладбище, родная могилка матери, пасхальные яички,
сладкая кутья с изюмом, молитвы и причитания покойной бабушки.
Он думал и имел, по-видимому, не
сладкую думу, потому что опущенные книзу веки его глаз, несмотря на недавнее утреннее омовение их при утреннем туалете, начинали видимо тяжелеть, и, наконец, на одной реснице его проступила и повисла
слеза, которую он тщательно заслонил газетным листом от пробегавшей мимо его в ту минуту горничной, и так в этом положении и остался.
Я ласкалась к отцу, и сердце мое уже не разрывалось тоскою по покойной маме, — оно было полно тихой грусти… Я плакала, но уже не острыми и больными
слезами, а какими-то тоскливыми и
сладкими, облегчающими мою наболевшую детскую душу…
Кормилица всегда жалела его и заступалась, когда собирались его наказывать: она, со
слезами на глазах, просила за него прощения и помилования, становилась перед Минкиной на колени, целовала ее руки, называя ее всеми нежными,
сладкими именами, какие были только в ее лексиконе.
— Знаете ли, — сказала она со
слезами на глазах, — вы задержали меня на время на земле. По крайней мере умру со
сладкими воспоминаниями о вашей дружбе, о кратких днях моего счастья и с убеждением, что я не бесследно жила в здешнем свете. Там я их увижу.
— Мишель, неужели тот
сладкий миг уж не повторится более? — стонет кузина, орошая вашу грудь
слезами. — Кузен, где же ваши клятвы, где обет в вечной любви?
Не зная, что подумать об этом грустном явлении, Антон постоял несколько минут на крыльце; но, видя, что окно вновь не отодвигается, и боясь нескромных свидетелей, вошел к себе. «Анастасия печальна, проводит ночи в
слезах», — думал он и, вспоминая все знаки ее участия к нему, иноземцу, ненавистному для отца ее, с грустным и вместе
сладким чувством, с гордостию и любовию относил к себе и нынешнее явление. Он заснул, когда солнце было уж высоко, но и во сне не покидал его образ Анастасии.
И
сладкое горе охватывало ее и
слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это?